АЛЬПЕН ГОЛД – 2
(наконец-то подлинная история альпийского золота)

    Сумерки застали нас на небольшом каменистом мысе, куда мы однажды, несмотря на холод, голод, отсутствие водки в горных круглосуточных киосках, добрались по едва заметной горной тропинке, уползающей в сырую горную полумглу, лишь кое-где освещенную тусклым солнечным лучом, пробивавшимся с самого верха необъятного лиственного храма. Чудовищные рухнувшие деревья и каменные завалы то и дело заставляли нас совершать невообразимые многомильные утомительные обходы.
    С возвышенности, на которую нас занесла судьба, нам открывался безграничный альпийский лес, зыблющийся красными, синими, желтыми и зелеными верхушками, затапливающий холмы и долины, густой, манящий и пугающий, загадочный и непознаваемый, как мироздание.
    С тех пор, как мы окончательно убедились в бесполезности и бесплодности наших бесконечных поисков призрачного альпийского золота, состав нашей экспедиции претерпел значительные этнические изменения. Осенью, разочаровавшись в жизни, ушли в запой и не вернулись похожие на братьев провансальцы, балагуры и озорники Жан и Поль из местечка Сен Котен. Местные скалолазы утверждают, что Поль сбросил Жана со скалы во время очередной дуэли, но очевидцев этого события не нашлось. Просто кто-то из деревенских парней, искателей горного жемчуга слышал в ухабище Святого Мордухея громкие душераздирающие вопли и отборную французскую матерщину.
    А под Рождество был арестован Ульрих, бывший моряк из Копенгагена, оказавшийся на поверку простым беглым российским шпионом -лазутчиком. Тогда зимой, возле перевала Шелудивого Мула, когда нас остановил отряд горных пограничников, наш Ульрих, нервы которого просто не выдержали, неожиданно открыл беспорядочную пальбу из своего "Ремингтона" по пограничникам, ранив в пах нашего ворчливого тирольца Ганса Зайценхера. Две недели после этого происшествия как всегда недовольный судьбой Зайценхер, не прекращая ворчать, провалялся в палатке, приложив к паху кустик молодого горного дрока, пока ранку не затянуло хрустящей румяной корочкой.
    Но зато после того, как в нашу экспедицию влились новые члены: отчаянные и бесстрашные скалолазы братья – бисексуалы и трансвеститы из Монголии Данмудан и Мандусарен Бизедуны, бывший куафер из Саксонии, щеголь, неисправимый извращенец и донжуан Вальтер Арнгейм Шайзер, умудрявшийся даже на высоких безлюдных альпийских плато заводить романы с очаровательными дикими, боязливыми, словно лани, швейцарскими смуглыми, чернобровыми, слегка усатыми горянками: мексиканец из блатных, Хулио Альтшмуцер, сбежавший от американского правосудия, растлитель малолетних, стеснявшийся своего прошлого, и красневший, словно курсистка, всякий раз, когда мы заводили разговоры о девчонках, наша экспедиция наконец-то обрела новое дыхание и окончательно определилась в конечной своей цели. Меня по-прежнему все старатели считали евреем. Наверное, из-за фамилии. Фамилия у меня – Мешков. Кстати, именно благодаря монгольским братьям, в первый же день своего пребывания в нашей артели нашедшим в горах небольшое месторождение альпийского шоколада, мы поняли, что в бесплодных поисках золота лишь теряли драгоценное время. "Другого золота в Альпах нет!" – сказал тогда уверенно наш мудрый гуру – старик Зайценхер.
    Шоколад, который мы намывали в горных ручьях, располагался в Альпах небольшими залежами. Найти его было не просто, приходилось долго рыскать по горам, раздвигая кусты и разрывая каменные завалы. Но иногда нам везло, и мы находили шоколадные жилы, и в день намывали на лотках до пяти килограммов чистейшего альпийского шоколада, очищая его от горных пород.
    Как обычно, в этот день на ужин был отвар из дрока с мякотью и шоколадом (любимое блюдо так рано ушедшего от нас Ульриха).
    Наш раненный в пах ворчун тиролец Ганс, обожравшись накануне неочищенного альпийского шоколаду, расхворался не на шутку. Состояние старика меня не на шутку взволновало. У него даже поднялась температура и покраснела и без того красная морда. Хотя, надо отдать должное выдержке и силе стрателя – он держался молодцом: только время от времени, бравируя, грязно ругался матом на своем гортанном тирольском языке и время от времени сплевывал на землю коричневую шоколадную слюну. Мы находили немалую пользу в его болезни и, несмотря на мат и грубости, по очереди приходили к нему греться. Особенно часто грелись монгольские братья, пользуясь временной беспомощностью нашего лидера.
    Поужинав, мы, рассевшись вокруг костра, задумчиво смотрели на огонь, думая каждый о своем.
    – Как странно! – нарушил молчание Мандусарен, разминая в руке шоколадную лепешку. – Говорят, что шоколад в этих местах залегает мощными пластами, а нам попадается только в виде небольших слитков –самородков…
    – Мм-м-м-м… – пытался что-то сказать полуживой Ганс.
    – Что? Еще шоколада? – спросил его заботливо Данмудан. Второй день братья, опасаясь за жизнь тирольского старателя, обуреваемые альтруизмом, выхаживали Ганса, почти насильно скармливая обессилевшему ветерану-старателю, наставнику молодых, мастеру суггестивной скоростной промывки, горячий раствор горного альпийского шоколада. Данмудан своими красивыми ухоженными руками раскрывал заросший щетиной тирольский рот Ганса, а проворный, как сурок-сурбаган, Мандусарен вливал горячий шоколад по лотку внутрь ослабевшего организма. Ганс только благодарно хрипел в ответ и бессильно размахивал руками.
    – А в Америке шоколад не такой! – с тоской сказал задумчиво Хулио Альтшмуцер, отскребывая от подошвы своих мокасин при помощи мачете прилипшую кучку альпийского шоколада, в которую он вступил накануне, и даже в темноте было видно, как он покраснел, по уши залился багровой краской стыда за свою сентиментальную несдержанность.
    – А какой же? – спросил я, чтобы поддержать беседу, делая большой глоток дроковки (крепкого альпийского самогона из дрока) из общей артельной фляги и передавая ее по кругу.
    – Сладкий! – ответил Альтшмуцер и еще больше смутился. – И запах у него другой…
    – Какой же? Ну – какой? – с издевкой спросил Арнгейм Шайзер, занюхивая дроковку смуглой ножкой курчавой покорной горянки, мирно покоившейся у него в ногах.
    – Другой, – уклончиво ответил Альтшмуцер.
    Снова воцарилась неловкая пауза.
    – Не нравится – не ешь! – резонно ответил неутомимый Шайзер, готовясь ко сну, поудобнее укладывая под себя горянку.
    – А я и не ем! Я отскребываю! – ответил американец, с завистью незаметно поглядывая на горянку. И снова все надолго замолчали. Слышно было, как в кустах рододендрона и сикомора трещали ночные альпийские цикады. Мы пустили по кругу косячок из крепкого дрокового альпийского табака. Потом – другой, третий… В кустах беспокойно задрокотала чем-то напуганная ночная альпийская пичужка-дроковец.
    – Странно, – снова нарушил молчание Мандусарен, зябко натягивая поглубже на уши бархатный кивер с султаном, выигранный накануне в карты у щеголя Арнгейма Шайзера. В темноте, в отблеске костра, загадочно блестели две камеи, скрепляющие складки его батистовой рубашки, также ранее принадлежавшей Вальтеру. – Еще недавно здесь, в этих местах, скрывался от царских сатрапов сам великий батыр-Ленин!
    – И не один! – хрипло пробормотал со своей лежанки Ганс и, гулко закашлявшись клокочущим кашлем, обессиленный, снова отключился. Данмудан осторожно и заботливо поправил ему сползший с плеча теплый хэвлок из красного кашемира.
    Постепенно дроковка, свежий воздух и усталость сделали свое дело: сон забрал нас всех поочередно. Костер догорал. Я, подбросив в него несколько толстых сухих поленьев горного дрока, поудобнее примостившись поближе к костру, укрывшись ветхим рейнгравом, оставленным по рассеянности у нас одной из прелестниц-горянок, возлюбленных саксонского куафера, как и уставшие ребята отдался во власть Морфея. Не знаю, сколько я проспал. Мне снились толстые, липкие, вязкие, коричневые маслянистые залежи ароматного альпийского шоколада. Однако среди ночи я проснулся оттого, что кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Сквозь сон я услышал взволнованный ласковый шепот Мандусарена.
    – Херр Мешкофф! Херр МешкоФФ! Ганс вас к себе зовет… Плохо ему! Похоже, кончается наш Ганс!
    Я тысячу раз просил ребят не обращаться ко мне на немецком. Ну не мог я привыкнуть к этой приставке к моей фамилии. Не нравилась мне она! Хоть ты убей! Но парни словно не понимали меня. Оно и понятно… Русского языка у нас в артели никто не знал.
    Ганс! Старый добрый ворчун Зайценхер! Я быстро вскочил. Привел себя в порядок. Умылся, почистил зубы. Оправился. В предрассветной темноте вокруг Ганса собрались уже все старатели. Опустив головы, они, расступившись, пропустили меня к старику.
    Ганс был бледен. Черты лица его заострились. Четко обозначились морщины и круги под глазами. Движениями ресниц и надбровных дуг он дал мне понять, чтобы я нагнулся к его лицу.
    – Саша! – торопливо зашептал Ганс, облизывая пересохшие губы…-Саша! Слушайте сюда… В Альпах шоколада нет! Нет шоколада в Альпах! Я вам точно говорю! Уводите ребят… Пока не поздно…
    Так я и знал!!! Хотя больше всего на свете я боялся услышать от Ганса именно это. Мне с самого начала не нравился этот шоколад! Я всякий раз избегал пробовать шоколадную породу… Да и если разобраться, кому в голову могла прийти эта дурацкая идея, что шоколад в Альпах существует в виде залежей и пластов… Ведь в Альпах-то, если подумать, и кофе-то не растет… И какао тоже не произрастает… Хотя конечно, внутри каждого из нас теплился все эти годы какой-то слабый, мерцающий огонек надежды… Надежды, которая держала нас всех в этих Альпах вот уже много лет. Надежды, которая скреплялась утомительным трудом и крепкой мужской дружбой.
    – Как нет? – в отчаянии воскликнул я, сдерживая слезы. – Как – нет? Ганс! Как ты можешь такое говорить? Ты же сам говорил… А это? Это что по-твоему? – я поднес к его голове кружку с шоколадом, стоящую возле его изголовья.
    – Это? Это… Это, Саша, говно, а не шоколад… – хрипло, из последних сил, выдохнул мужественный тиролец, и кудлатая беспокойная голова его в маобирской чалме бессильно откинулась в траву. Я осторожно прикрыл ему глаза. Ребята в молчании застыли, почти одновременно, как по команде, сняв с лохматых башок своих замусоленные калотты и баретты, кивера и боливары…

  А.Мешков

& >>