Поэт-песенник Вальдемар Златоудов второй день мучился в поисках неожиданной рифмы. Он уже и коньяк пил, и виски, и водку, и пиво — не помогло.
И два косяка выкурил, как в пустоту, трава на ветер! И даму в ажурных чулках из эскорт-услуг вызвал, и попрал два раза ее — не идет рифма, хоть ты лопни! Он бродил по своему запущенному сералю, повторяя негромко:
— Любовь-кровь, любовь-морковь, Было! А-а-а-а! Ч-ч-ч-черт! Любовь — приготовь…Ага! Вот тебе моя любовь! Ты мне кофе приготовь! Но откуда в жопе кровь? Снова кровь! Вновь и вновь! Кто туда заткнул морковь? Да какая тут любовь? Вот вам денег сто хуев! Не то! Не то все это! Кстати, пойду-ка, опорожню кичешник я, Может быть Муза явится и рифма придет?! – подумал он печально, и, волоча за собой шлепанцы, поплелся в туалет.
Зайдя в туалет, он чуть было от ужаса не опорожнил кишечник прямо в штаны! На унитазе, сняв красные габардиновые портки галифе с лампасами, и покраснев от напряжения, сидел незнакомый, небритый, неопрятный, одутловатый мужик, лет пятидесяти, с гармошкой-двухрядкой в жилистых руках. Жилки на его висках от напряжения вздулись, готовые вот-вот лопнуть. Самое удивительное: у мужика за спиной болтались сизые, пыльные крылья, на которых висели серые комья грязи. Вонь стояла такая, что, хоть святых выноси.
— Что за-за-за черт? – прошептал одними губами перепуганный поэт, — Что? Что вы тут делаете?
— Я му-у-у-у-у-з, — ответил, кряхтя от высокого напряжения, одутловатый мужик с крыльями.
— Муз? Какой-такой муз? Чей вы муз? Вы что «Ж» не выговариваете?
— Выговариваю, — сказал мужик, — Ж-жи-ж-а, Ж-ж-ж-ж-опа! – произнес он четко, в доказательство правдивости своих слов, — Но я Муз! Понимаете? Муз это мужская особь Музы! Вы ведь Музу ждали? Так?
— Ну, допустим, — согласился Златоудов, недовольно покрутив носом, — А вы что там – серете что-ли? Разве Музы срут? Что-то я такого не слыхал! И не видал! И не нюхал!!!
— Да все мы делаем! – махнул устало рукой Муз, — коль нужда припрет! Вчера что-то съел, весь день понос донимает, будь он неладен! Чуть в полете не усрался. К вашему сведению: привидения тоже срут. Вы придите утром в сортир и учуете, какая там вонища от них. Подайте-ка лучше бумагу.
Изумленный Златоудов подал Музу листок из сборника своих стихов. Тот тщательно помяв листок, изящно, тщательно, и несколько театрально, подтерся, словно находился на арене цирка, и сказал в исступлении:
— Умоляю вас — отвернитес! Я стесняюс!
— А где ваша Лира? Почему вы с баяном? – допрашивал Муза дотошный поэт.
— Лиру муза не дала! Ха-ха-ха! – рассмеялся Муз, — Чувствуете каламбур? Запишите! Лиру муза не дала! Король Лир Шекспира, помните? Ему муза не дала… Ха-ха-ха-ха-ха….
— А почему, собственно, сама Муза не пришла ко мне? – поинтересовался Златоудов, когда Муз, красный от смеха и от животной натуги, надел, сначала серые, невыразительные кальсоны, потом красные, габардиновые штаны с лампасами.
— Да тут такая штука, понимаете. Дело в том, что некоторые поэты и прозаики, а так же сценаристы сериалов, используют Музу не по назначению! – улыбнулся виновато Муз, набрасывая на худые плечи подтяжки, — Уже столько случаев страшных було…. Не перечесть! Ну, и Музы тоже, как бы, тоже, осознав материальную выгоду интимной работы, стали подрабатывать, не по специальности…. Стали сачковать. Рифмы забывать. Вот начальство, там наверху – он многозначительно поднял палец вверх, — решило нас и задействовать! Вы-то сами Муз поди тоже пользовали? Пользовали? Ну-ка, что покраснели?
— Нет! Что вы! – испуганно замахал руками поэт-песенник Златоудов, — Никогда! Только для поиска рифмы и сюжета! Я даже пальцем не притрагиваюсь к Музам!
— Ой! Врете, поди! Пальцем он не трогал! А чем же притрагивались? А? Ну да ладно! Давайте, что там у вас?
— Ну, у меня надо рифму к слову ЛЮБОВЬ. Необычную.
— «Морковь» пробовали? – деловито спросил мужик, открывая замызганную, пыльную, записную книжку, залитую красным вином.
— Смеетесь? Эту рифму у нас даже придурки в кино используют!
— Так! Хорошо! Ладно! Слушайте! Такой вариант: Вновь пришла ко мне Любовь, как удар не в глаз, а в бровь!
Воцарилась тягостная пауза. Некоторое время Златоудов шевелил губами, как бы примеривая на свой требовательный, поэтический разум, неожиданную, словно молния в погожий день, фразу.
— Ой! Слушайте! Это же…. – Златоудов наконец подпрыгнул от изумления и радости, — Как удар не в глаз, а в бровь! Замечательно! Му-у-у-у-у-з! Прекрасно! Изумительно! Неожиданно! Вы прекрасный Муз! – он обнял муза, поднял его и, постанывая от восторга, закружил по комнате.
— А я это…. В общем, я не только рифмы могу… — смущенно сказал Муз, — когда запыхавшийся Златоудов поставил его тело на пол.
— А что еще? – улыбаясь счастливой улыбкой творца, спросил Златоудов.
— Ну, то же, в принципе, то же, что и женские особи…. Только мы берем меньше….