Как я в шаолине боевые искусства изучал

Увы, друзья, нам! Долгие мучительные годы мы, советские пацаны, жили в темноте беспросветного «светлого будущего», без сурового и беспощадного Брюса Ли, без изящных китайских зонтиков с механизмом самоуничтожения, без китайских джинсов «Adidaz», без несгораемых кроссовок и дешевых часов «Rolix».

Но вот громыхнуло сумасшедшее цунами перестройки, «разрушив» Великую Китайскую стену и обнажила перед нами суровые радости социализма с восточным раскосым взглядом и прелести буржуазного образа жизни. К нам пришла эпоха видеосалонов, легендарных ВМ «Электронника», с «кошмарами на улицах» и «пятницами 13-го», с рябым лицом Фредди Крюгера, с ловкими прыжками и обезьяньими ухватками Джеки Чана, и неземной сноровкой неуловимых китайских мстителей, и сокрушающими ударами шаолиньских монахов. Видеосалоны заполонили страну, как зловонные киоски шаурмы и «макдональдсы». Ура, кричали наши восставшие ото сна души! Россиянам, наконец-то, разрешили материться в эфире, пить пиво из горла посреди улицы, слушать Pink Floyd, смотреть запрещенное кино, перестали сажать за тунеядство, проституцию, пропаганду карате, конг фу, тхе квен до, у шу, … и прочих «вредных» восточных единоборства! (Да что там, единоборства! Порнуха стала легитимной, на радость увядающим, одиноким бабникам!). Дети перестали играть в Чапаева, Ленина и Чинганчгука и превратись в ниндзей. «Выход дракона», «Непобедимый боец с шестом», «Аббат Шаолиня», «Воины храма Шаолинь», «Смертоносные герои Шаолиня», «Монах» с Джамалом Ажигиреем в главной роли: я пересматривал бесконечное число раз. Джет Ли, Ли Ляньцзе. Политический хит «Ленин в 18 году» был надолго задвинут на полку! (Я, волею рока, работая в видеосалоне, вынужден был смотреть все фильмы подряд, чтобы писать анонсы). Но, друзья! Как они прыгали, эти шаолиньские монахи! Бубке и Исамбаевой такие прыжки и в праздничном кошмарном сне не снились! Да если бы наш Ленин так высоко прыгал, он бы и сейчас был бы живее всех живых! Шаолиньцы не только легко преодолевали гравитацию, но и убивали на смерть всех обидчиков и угнетателей трудящихся масс, разбивали головой каменные плиты, и силой мысли гнули копья, алебарды и китайские дубы. Вся страна, включая меня, как один, нарядившись в кимоно, бросилась изучать восточные единоборства. Правда, у меня в те времена лучше всего получался стиль «пьяный коготь». Именно тогда я твердо решил: я должен, должен, стать монахом Шаолиньского монастыря, чтобы прыгать, как они, на два метра в высоту и оттуда, сверху, разить врагов перестройки. Воплощение этой мечты, правда, в силу обстоятельств, отложилось всего-то на каких-то двадцать лет. Перестройка благополучно завершилась, враги стали слугами народа. А мечта-то осталась! Ничего ей не стало…

 

Я Б КИТАЙСКИЙ ВЫУЧИЛ ТОЛЬКО ЗА ТО….

И вот однажды, темной ночью я прилетел в город Чанчжоу. Молчаливый, словно сталактитовый воин, таксист отвез меня в отель за 50 американских баксов. (Как выяснится позже, стоимость проезда – всего-то 80 юаней!) Да чего ему, собственно, было со мной балагурить, если я не знал китайского, как и он английского. Много ли мы могли с ним обсудить? На английском языке в этой отдаленной провинции (До Владивостока – 2 часа полета!) как оказалось, умели общаться единицы. А я великий и могучий китайский язык не мог заставить себя выучить из нравственных и целомудренных соображений. Там в основе каждого второго слова входит корень из трех букв, самой популярной на Руси инвективной вокативы. (По-китайски это означает яшмовый стержень). Я при всей любви к русскому языку и уважению к китайской культуре, не мог себе позволить такого разнузданного филологического шабаша. Я назубок выучил только одно целомудренное слово «Нихау», означающее «Здравствуйте». Этот уровень языкознания, мне, конечно, помогал, но не шибко. Можете представить, как трудно, мне было в этой загадочной стране объяснить жестами, что мне, например, необходимо срочно справить да хоть ту же большую нужду. Я краснел и, как Пабло Пикассо какой, и рисовал собеседнику в блокноте человечка, гордо восседающего орлом на унитазе. Собеседник думал, что я бродячий художник, восхищенно показывал мне большой палец и уходил. Ох, и натерпелся же я там!

В день моего приезда в Китае был устроен большой праздник. На улицах и площадях проводились торжественные линейки, концерты, митинги, красивыми стройными рядами ходили пионеры в красных галстуках, отдавая мне салют. (Кстати, китайские малыши с детства владеют эзотерическим искусством справлять большую и малую нужду, не снимая порток. У них, на детских штанах, есть специальные дырки в местах предполагаемого справления нужды). Про себя я, конечно, поблагодарил китайцев за столь торжественный прием, хотя, если честно, я, будучи человеком, какой-то непостижимой, неземной скромности, не люблю фанфар и всей этой ненужной, праздничной, почетной суеты….

 

БРАТЕЛЛО, ПРИКИНЬ! ПРЕД ТОБОЙ — ШАОЛИНЬ!

На следующий день я уехал в уездный город Донгфэн. От него на такси доехал до деревни, где стоит Шаолинь. Огромный бронзовый монах, навеянный, видимо, гением позднего Церетели, встречал многочисленные туристические автобусы суровым монашеским взором. Дыханье в зобу моем сперло от охватившего трепета. По обеим сторонам аллеи ведущей к вратам в монастырь, многочисленные торговые палатки. Тут тебе и статуи Будды, и самурайские мечи, кинжалы, звездочки, пики, монашеские посохи (О, Великий Бодхидхарма! Эти посохи еще сыграют в моей судьбе свою зловещую роль!) и нунчаки гламурные, со стразами, четки, браслеты, фонари, колокольчики, китайские вазы 5 века, носки, трусы, чулки монашеские, и, конечно же, хит продаж: майки с надписью «Шаолинь». Гламурный меч со стразами можно купить за 2000 юаней. Простой, лоховский, за 150. Нунчаки дамские, для ночных клубов – 200 юаней, уличные – за 65. О, чудо! На прилавках я увидел фотографии не Барака Обамы или Герхарда Шредера, а нашего Владимира Путина с Настоятелем монастыря, между которыми, при помощи компьютера смекалистые продавцы, вставляют изображение любого желающего всего за 30 юаней. Думаю, теперь у многих китайцев дома стоит такая фотография! «Вот это я, а рядом – Путин!» с гордостью говорят гостям китайцы.

 

ШОУ МОНАХОВ

100 юаней отвалил я без видимых слез сожаления за входной билет. И вот я внутри! Территория монастыря окружена поросшими густым лесом горами Суншань. Вокруг — слегка погнутые мощью монашеской мысли деревца. Слева высохшее каменистое русло речки …. Асфальтированная аллея ведет меня к замысловатым пагодам исторического комплекса Шаолинь. По дороге, в небольшом зале, на освещенной сцене я посмотрел шоу шаолиньских монахов. Монахи был чудо как хороши! Они, в самом деле, легко бегали по стенам (правда, невысоко, на метра два всего), гнули горлом копья и ломали головой металлические мечи. Наши-то, монахи, почему-то, так высоко не прыгают! И по стенам не бегают, по крайней мере, на людях. Я вышел с представления ошеломленный и укрепившийся в своем желании самосовершенствоваться именно здесь. Позже я узнал, что эти парящие под потолком парни не совсем монахи. Вернее, совсем не монахи, а концертная бригада акробатов, своим ошеломляющим шоу зарабатывающая деньги на содержания монастыря. А настоящие монахи прыгают значительно ниже.

Возле концертного зала я увидел позолоченную статую бородатого мужичка, с клочной бородой, со свирепым взглядом выпученных, жгучих очей, в какой-то бесформенном артистическом балахоне, словно взятом на прокат у Примадонны. Мужичок слегка похож на какого-нибудь безумного Диогена. Ба! Так это же Дамо! Вы не знаете, кто такой Дамо? Я тоже не знал. Дамо, или Бодхидхарма – индийский буддийский монах, Патриарх чань-буддизма и основатель монастыря Шаолинь. Трудно заподозрить в этом толстячке легендарного основоположника и мастера боевого ушу. Но говорят, что Бодхидхарма умел вытворять и другие чудеса. В частности: мог силою мысли изменять свой вес, без всяких мучительных диет. Он и в Китай прибыл из Мадраса, уменьшив вес до 100 грамм, как отважный мореход, переплыв океан в лапте. Поэтому, его частенько изображают с утлой туфлею в руке.

«Шаолиньсы» — переводится как «Монастырь молодого леса». Его основал в 495 году индийский шаман Буддасанта (Бато). Бодхидхарма (Дамо) пришел сюда позже и с другими религиозными принципами. Он призывал учеников отказался от чтения сутр и многочисленных ритуалов, и объявил, что стать Буддой можно в акте непосредственного интуитивного восприятия Истины, свободно и полно входящей в незамутненный разум человека. Истина передается без всяких «посредников», без слов, письменных знаков и наставлений, подобно светильнику, переходящему от учителя к ученику. Однажды Бодхидхарма, удалился в горную пещеру, расположенную недалеко от монастыря, где, обратившись лицом к стене, он провел в сидячей медитации (цзочань) почти девять лет, а по некоторым хроникам — и все десять.

 

Я В МОНАХИ БЫ ПОШЕЛ: ПУСТЬ МЕНЯ НАУЧАТ!

В первом храме Шаолиня я увидел статую необычайно веселого Будды с ешком на спине (моя кличка в детстве была, кстати, «мешок»). В этом мешке – Великая Пустота, Та Кхун, то есть – сущность мира! Этого весельчака называют Будда Майтрейя (Будда радости) и еще «Будда с большим животом». Мне вдруг тоже стало легко и весело как Матрейе. Неожиданно для себя, я и сам стал достопримечательностью Шаолиня. Я ходил лестницам и площадям храма в форме офицера национальной гвардии Венесуэлы, и все туристы смотрели на меня, как на древнюю пагоду, как на Царь-колокол, как на Эйфелеву башню-какую, и старались сфотографироваться на моем фоне. В Москве так никто со мной не желал фотографироваться, хоть убей! Даже монахи, не избалованные хлебом и зрелищами, с некоторым, непонятным восторгом и удивлением смотрели на худого, изнуренного жизнью, белобрысого псевдо-офицера Венесуэльской армии (на меня, то есть), и я не преминул этим воспользоваться. Когда один из них, худенький и шустрый, подошел ко мне и стал на своем гортанном наречии расспрашивать меня о нуждах и чаяниях гордого народа Венесуэлы, я стал объяснять ему красноречивым языком жестов, что я хочу остаться стать монахом и делить с братством тяготы монастырской жизни. Я якобы ел воображаемыми палочками воображаемый рис, я спал, подложив под голову ладошки, воображаемой лопатой рыл другому яму, и, наконец: своими костлявыми кулачками рассекая воздух, наносил разящие удары многочисленным врагам Шао Линя. Где-то далеко, в другом измерении, от зависти, перевернулся в гробу великий мим Марсель Марсо и, следом за ним, и сам Чарли Чаплин. Вокруг меня сразу же собралась небольшая, человек 300, толпа зрителей с видеокамерами в руках. После завершения моей пантомимы, юный монах с нескрываемым чувством благодарности пожал мне руку. История тронула его до глубины уши. Глаза его предательски блестели. У меня закралось подозрение, что он-таки, не понял моего просьбы. Тогда я, зачем-то, достал из недр сумки свою книжку «Пичужки возвращаются» и стал с выражением зачитывать наиболее сильные места. Эффект был примерно такой же, как, если бы я зачитал ему расписание поездов с Казанского вокзала. Другой бы на моем месте, прекратил бы свои попытки, стать монахом, но только не я. У меня был главный козырь в рукаве, который я берег на крайний случай. Я знал, что монахи попадают с катушек, едва я только предъявлю его в конце игры. Они на руках внесут меня в лучшую келью и сочтут за честь каждые день на ночь мне петь свои знаменитые заунывные, шаолиньские колыбельные и чесать мои натруженные, мозолистые пятки!